Рейтинг:   / 5
ПлохоОтлично 

Книга «Дорога уходит в даль» является одним из самых любопытных детских произведений своего времени. Написанное на стыке двух жанров, оно удивительным образом соединяет в себе черты произведений столь противоречивых писателей как Лидия Чарская и Фёдор Достоевский. И это неудивительно. Сашенька Яновская, прототип автора, – дочь еврейского врача, проживающая в Польше. Несмотря на достаток в семье, наличие слуг и учителей, она не ограждена от ужасов окружающего мира. Её детство приходится на предпоследнее десятилетие имперской России, и воздух уже пьянят революционные настроения.

Глазами Сашеньки мы видим все проблемы общества того времени – острую социальную незащищённость недавних крепостных, страшные голод и нужду, жестокое отношение хозяев жизни к своим подчинённым и невыносимые условия, в которых им приходится жить, еврейский вопрос.

– Самый плохой врачишка всё-таки нужен людям. А самый лучший царь… чёрт его знает, кому он нужен!

Как непохожи друг на друга подружки Саши. Зоя и Рита типичные «барчуки». Избалованные сверх меры, они перенимают свое жестокое отношение к миру от отца, хозяина пивоварни. Они считают себя исключительными. Матушке девочек, уверенной, что её дочери плохо питаются, приходится, развлечения ради, пригласить к их столу бедных детей. В то время, когда Зоя и Рита ворочают носом от изысканных кушаний, на противоположном конце стола полуживые от голода дети набрасываются на хлеб и селёдку. Пока сестёр развлекает подобное общество, они с радостью терпят компанию нищих, но стоит им привыкнуть к этому действу, дети безжалостно изгоняются прочь.

В детской Риты и Зои накрыт стол. Одна половина стола заставлена разнообразной едой. Тут первая бледно-розовая парниковая редиска, горшок со сметаной, сардины, отливающие жемчужно-опаловым блеском, пирожки, жареная курица, прижавшая под мышкой, как портфель, собственный пупок. На другой половине стола – несколько селёдок в селёдочнице и большая миска с варёной картошкой. Мы с Зоей и Ритой усаживаемся за первой – обильной – половиной стола…

…Антось, который у них вроде как за старшего, делит картошку и селёдки по трём тарелкам. Он делает это быстро, точно, справедливо, как артельный староста, – порции совершенно равные! Оставшуюся картофелину и кусок селёдки он кладёт на Франкину тарелку: для Зоськи. Мы с Зоей и Ритой не едим. Мы смотрим. Зоя и Рита, перекормленные дети, для которых еда – надоевшее, неприятное дело, хуже наказания, во все глаза смотрят на этих ребят, весело, жадно уминающих картошку с селёдкой. И хотя я расту в семье, где нет культа еды, меня к еде не принуждают, и я нередко вижу, как едят люди, проголодавшиеся после работы, едят со здоровым аппетитом, – но вот этого, что сейчас развёртывается перед моими глазами, я тоже ещё никогда не видела! Это – голод, застарелый, привычный голод, вряд ли когда-либо утоляемый досыта…

Другая же подруга Сашеньки совсем не похожа на Риту и Зою. Юлька живёт в подвале дома, где нет ни одного окошка. Кусок хлеба и мозговая косточка в бульоне для неё лучший подарок, получить который настоящая радость. От недостатка солнечного света и крайне скудного питания Юлька не может даже ходить – её ноги изуродованы рахитом и больше всего напоминают «две серые переваренные макаронины». У матери Юльки нет никакой возможности вылечить дочь – врачи требуют денег, да и ксендз Недзвецкий не велит лечить девочку, а думать о её душе.

И вновь в лице матери Юльки мы видим очередную русскую проблему начала двадцатого века – невиданную доселе борьбу с церковью. В книге ксендз представлен как истинное исчадие ада – он не только почти доводит Юльку до смерти, запрещая вызывать врачей и призывая верить в божественное провидение, он не позволяет матери Юльки, католичке, выйти замуж за христианина. Сцена, в которой ксендз пытается приписать себе заслуги врачей не может оставить равнодушными, она неизменно вызовет негодование юных читателей. Однако люди постарше прочтут её с некоторой долей скептицизма и недоверия – Александра Бруштейн была ярой сторонницей революции, и её отношение к царскому режиму и церкви красной нитью проходит через всё произведение. Стоит хотя бы взять историю учителя-революционера Павла Григорьевича. Разве можно не сочувствовать ему и не презирать жандармов?

И всё же, каковы бы ни были ваши взгляды на события минувшей эпохи, невозможно не оценить книгу за её легкий язык и увлекательный сюжет. Сашенька не может оставить равнодушными ни одного читателя. В ней мы непременно находим самих себя. Кому из нас не приходилось под уговорами родных выступать перед незнакомцами и с треском провалиться? Триумф Сашеньки в образе Рыцаря печального образа заставит любого хохотать до слёз. А кто из нас не хотел стать героем и совершить что-то невероятное? Кто не клялся в вечной дружбе и не скреплял эту клятву «кровью?» Хотя минул целый век, в нашей жизни мало что изменилось. Все мы отчаянно ищем справедливости, верим в светлое будущее и готовы на подвиг, защищая своих родных.

– Надо начинать с малого. Маленькое геройство – думаешь, это легко? Например, у тебя болят зубы или живот, или тебя ужалила оса, или даже просто у тебя тесные ботинки, жмут… Можно захныкать и испортить всем настроение, а ты улыбайся! Думаешь, это пустяк? О-ля-ля! Попробуй!


Для кого

Для юных поклонниц Чарской и родителей, увлечённых историей России начала двадцатого века.


Это интересно

«Дорога уходит в даль» – первая книга трилогии о Сашеньке Яновской. Две другие книги называются «В рассветный час» и «Весна».

Название книги «Дорога уходит в даль» созвучно с названием картины, которую Сашенька покупает у безрукого художника.

Пусть маленькая барышня возьмёт рисунок: «Дорога уходит в даль…» Когда я ещё был художником, – а я был настоящим художником, прошу мне поверить! – это была моя любимая тема: «Всё вперёд. Всё – в даль! Идёшь – не падай, упал – встань, расшибся – не хнычь. Всё – вперёд! Всё – в даль!..»

Отец Александры, Яков Яновский, был врачом и писателем. Его перу принадлежат книги «Молодые годы», «В бурю», «В реке Самбатион». Во время немецкой оккупации он был арестован и расстрелян вместе с женой.

Книга написана на стыке двух жанров художественной литературы и мемуаров. Так многие персонажи и события и в самом деле имели место в Вильно в начале двадцатого века. Особенно интересна судьба воздухоплавателя Древницкого. Вот что о нём пишет сама Александра Бруштейн.

После 1914 года имя Древницкого совершенно заглохло. Казалось, изгладилась всякая память о нём. Фамилия его не упоминалась ни в одной из энциклопедий, предназначенных для широкого читателя. Даже специалисты – научные работники, в частности, по истории воздухоплавания – не знали о нём почти ничего. Когда я обращалась к ним с вопросами о судьбе Древницкого, они ничего не могли сообщить мне, – наоборот, они радовались возможности услышать от меня о виденных мною в детстве полётах Древницкого.

Несколько лет тому назад журнал «Пионер» напечатал мой рассказ о герое моего детства, воздухоплавателе Древницком. Советские школьники – в буквальном смысле слова «прочесали» всё, что можно, в поисках следов Древницкого. Но не помогла и удивительная напористость советских школьников-пионеров: так же, как и я, они не отыскали никаких следов. И было грустно думать, что этот замечательный герой, один из пионеров русского воздухоплавания и парашютизма, безвозвратно забыт… Даже инициалы его имени и отчества не были известны никому! Однако в самое последнее время всё это неожиданно повернулось иначе! Один из моих читателей, студент (ныне ленинградский инженер.) Г. Т. Черненко, заинтересовавшись судьбой и личностью Древницкого, посвятив несколько лет поискам этого героического воздухоплавателя и парашютиста, собрал большой и интересный материал. Отсылая интересующихся к той книге, которую Г. Т. Черненко готовит для печати, я скажу лишь о том, что имеет непосредственное отношение к настоящей моей книге. Древницких было два брата, Станислав и Юзеф. Оба – выдающиеся воздухоплаватели и парашютисты. Всё то, что читатель прочитал здесь в этой моей книге, относится, оказывается, к Станиславу Маврикиевичу Древницкому-старшему, рано погибшему при воздухоплавательной катастрофе.

Александра Бруштейн придерживалась революционных взглядов, что легко отследить в её книгах. Так она была участницей подпольной организации «Политического красного креста помощи политическим заключённым и ссыльным революционерам», а после революции серьезно занималась вопросом ликвидации безграмотности среди населения. При её непосредственном участии в Петрограде были открыты более 173 школ. Сама она так же активно преподавала.

Хотя Александру Бруштейн помнят благодаря трилогии о Сашеньке Яновской, истинным литературным призванием писательницы были пьесы. За свою жизнь она написала более 60 пьес, которые ставились как в провинциальных, так и в столичных театрах. Особенное мастерство Бруштейн демонстрировала в переработке классических зарубежных произведений, таких как «Хижина дяди Тома», «Тристан и Изольда», «Дон Кихот».


В нашей библиотеке

Спрашивайте трилогию Александры Бруштейн в старшем отделе нашей библиотеки.

Повести можно прочитать отдельными книгами в серии «Внеклассное чтение»):

  • Бруштейн, Александра Яковлевна. В рассветный час: автобиографическая повесть / А. Я. Бруштейн. – М.: АСТ, 2009. – 448 с. – (Внеклассное чтение).
  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Весна: автобиографическая повесть / А. Я. Бруштейн. – М.: АСТ, 2009. – 480 с. – (Внеклассное чтение).
  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Дорога уходит в даль…: повесть / А. Я. Бруштейн. – М.: АСТ, 2007. – 350 с. – (Внеклассное чтение).

А можно взять увесистый томик 1987 года издания с иллюстрациями И. Ильинского или переиздание 2017 года, но уже (увы!) без иллюстраций:

  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Дорога уходит в даль…: трилогия / А. Я. Бруштейн; худож. И. Ильинский. – Кишинёв: Литература артистикэ, 1987. – 672 с.: ил.
  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна: трилогия / А. Я. Бруштейн. – М.: АСТ, 2017. – 860 с. – (Вся детская классика).

Также в нашем фонде есть повесть «Весна» с иллюстрациями А. Иткина:

  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Весна: автобиографическая повесть / А. Я. Бруштейн; авт. послесл. И. Кротова; худож. А. Иткин. – М.: Детгиз, 1961. – 319 с.: ил.

А если кто-то всё-таки вдохновится и решит познакомиться с пьесами А. Бруштейн, то можно взять вот этот сборник:

  • Бруштейн, Александра Яковлевна. Пьесы / А. Я. Бруштейн; авт. послесл. Ф. Вигдорова; худож. И. Пахолков [и др.]. – М.: Детгиз, 1956. – 430 с.: ил., портр. – Содержание: День живых, Тристан и Изольда, Голубое и розовое, Единая боевая, Внуки, Кнопочка (по мотивам сказок Г.-Х. Андерсена).

Приятного вам чтения!

Анна Чижова