Костер, Ш. де. Легенда об Уленшпигеле или Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях / Пер. с фр. Н. Любимова; Вступ ст. Л. Андреева. – М.: Худож. лит., 1987. – 398 с. – (Классики и современники. Зарубежная литература).

31 декабря 1867 года, 145 лет назад, увидела свет бессмертная книга бельгийского писателя Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Поразительно, но это так: книгу не приветили, не оценили современники. Трудной была жизнь скромного учёного, писателя. Ни преподавание в военной школе, ни работа в королевском архиве, ни случайные заработки не обеспечивали ему материального благополучия. Он умер в нищете и безвестности, не дожив до 52 лет.

Слава пришла к писателю уже после смерти. Его стали называть основоположником бельгийской литературы, а «Легенду об Уленшпигеле» – «Библией Бельгии».

Своё произведение автор назвал легендой, что позволило соединить в книге подлинные исторические события с вымыслом, реальные лица с легендарными, заимствованными из народных сказаний.

Кто такой Уленшпигель? Это известный фольклорный персонаж, было ему ни много, ни мало – лет 400, а то и более. Шарль де Костер, работая в архиве, имел доступ к старинным рукописям, в которых описывались выходки этого весёлого бродяги, неунывающего затейника, придуманного народом. В переводе «Уленшпигель» означает «сова» и «зеркало», что символизирует «мудрость» и «комедию».

Именно он и становится главным персонажем книги о героическом прошлом Бельгии, о событиях нидерландской революции, о могучем народном движении против испанского владычества – восстании «гёзов» (в переводе – «рвани»).

Открываем книгу, начинаем читать… Перед нами простая семья честного труженика, угольщика Клааса, в которой радостное событие – рождение сыночка Тиля Уленшпигеля. Мама Сооткин кормит малыша. Ничто не предвещает беды. Ребёнок растёт, обзаводится друзьями и мы знакомимся с одним из них – добряком, обжорой Ламме Гудзаком.

Но вот добрая соседка говорит о рождении в один день с Тилем инфанта Филиппа II, будущего короля Испании, жестокого злодея, палача. Сердце трогает предчувствие беды и оно нас не обманывает.

Клааса по доносу негодяя рыбника сжигают на костре инквизиции, от пыток и горя умирает Сооткин. Тиль, зашив в мешочек пепел сердца отца, всю жизнь будет носить его у себя на груди. «Пепел Клааса стучит в моём сердце!» – эти слова стали символом неутомимой народной мести палачам и вышли за пределы данной книги.

Нет больше озорного, беззаботного весельчака Тиля. Перед нами гёз, народный герой, беспощадный мститель, разведчик, неутомимый собиратель народных сил для борьбы с испанцами-завоевателями.

Не хочется пересказывать содержание и лишать вас удовольствия самим прочитать эту достойную книгу. Уверенна, что вы полюбите страну Шарля де Костера, её вольнолюбивый, жизнерадостный народ, знающий толк и в работе, и в еде, и в семье, и, конечно, главного героя Тиля Уленшпигеля с его верной, нежной подругой Неле!

Ваш библиотекарь, Бронфман Мира Георгиевна

А для начала, вот как начиналась эта история.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Во Фландрии, в Дамме, когда май уже распускал лепестки на кустах боярышника, у Клааса родился сын Уленшпигель.

Повитуха Катлина завернула его в тёплые пелёнки и, осмотрев головку, показала на кожицу.

– В сорочке родился, под счастливой звездой! – весело сказала она. Но тут же заохала, заметив на плече ребёнка чёрное пятнышко. – Ай-ай-ай! – запричитала она. – Эта чёрная отметина – след чёртова когтя.

– Стало быть, господин сатана нынче поднялся спозаранок, коли уже успел поставить на моем сыне метку, – молвил Клаас.

– Да он и не ложился, – подхватила Катлина, – певец зари только-только ещё будит кур.

С этими словами, передав младенца с рук на руки Клаасу, она удалилась.

Вслед за тем сквозь ночные облака пробилась заря, ласточки, щебеча, залетали низко-низко над лугом, и наконец на востоке солнце явило в море багрянца свой ослепительный лик.

Клаас растворил окно и сказал Уленшпигелю:

– Мой в сорочке родившийся сын! Вот его светлость солнце приветствует Фландрскую землю. Как прозреешь – погляди на него, а когда-нибудь потом, если тебя вдруг одолеют сомнения и ты не будешь знать, как поступить, спроси у него совета. Оно ясное и горячее. Будь же настолько чист сердцем, насколько ясно солнце, и настолько добр, насколько оно горячо.

– Клаас, муженёк, ведь ты поучаешь глухого, – заметила Сооткин. – На-ка, попей, сынок.

С этими словами мать подставила новорождённому свои прекрасные естественные сосуды.

2

Пока Уленшпигель сосал её грудь, в поле проснулись все пташки.

Клаас вязал хворост, а сам поглядывал, как его благоверная кормит Уленшпигеля.

– Жена, – сказал он наконец, – а что, молочка у тебя довольно?

– Кувшины полны, – отвечала она, – да вот радость-то моя не полна.

– Такой счастливый день, а ты пригорюнилась.

– Я вот о чем думаю: в кошеле у нас – вон он висит на стене – монетки какой завалящей и той нет.

Клаас снял кошель, но как он его ни встряхивал, звона, услаждающего слух, в ответ так и не раздалось. Это озадачило Клааса. Но он все же счёл своим долгом успокоить благоверную.

– Не тужи! – сказал он. – В ларе у нас лепёшки, – вчера Катлина принесла, – так? Вон я вижу здоровенный кусок мяса – тут ребёнку дня на три молочка хватит, – правда? В углу притулился мешок с бобами, он нам с голоду помереть не даст, – верно? А горшок с маслом померещился мне, что ли? А на чердаке у нас яблоки румяные в полном боевом порядке выложены десятками – ведь не во сне же я их видел? А бочонок брюггского kuyte – разве этот толстяк, у которого в брюхе живительная влага, не сулит нам гульбы?

– Да ведь надо будет два патара священнику отдать да флорин в церковь – за крестины, – сказала Сооткин.

Тут с большущей охапкой травы вошла Катлина и сказала:

– Для младенчика в сорочке я принесла дягиля, – он хранит человека от распутства, – и укропа – укроп сатану отгоняет…

– А травы, что привораживает флорины, ты не принесла? – спросил Клаас.

– Нет, – отвечала та.

– Ну так я пойду погляжу, нет ли ее в канале.

Клаас взял удочку, сеть и вышел из дому в полной уверенности, что никого по дороге не встретит: ведь до oosterzon'а – так во Фландрии называется шестой час утра – оставался ещё целый час.