Гайдар, А. П. Судьба барабанщика: повесть. – Любое издание.

Аркадий Петрович Гайдар (1904-1941) – замечательный детский писатель (его имя носит наша библиотека) – жил во времена величайших классовых битв. Необыкновенное время рождало небывалые биографии, такие, как у А. Гайдара.

Сын педагога, Аркадий встретил революцию 13-летним учеником реального училища; в 14 лет вступил в ряды Красной Армии, а в 17 – командовал полком. Аркадий Петрович был настоящим солдатом, не боялся трудностей и всегда мечтал о том времени, когда, наконец, настанет «жизнь совсем хорошая».

Этой верой пронизано всё литературное творчество талантливого писателя. На страницах его книг, полных глубоких размышлений о своём, таком неоднозначном времени, люди, полные революционной романтики, смело сражаются за правое дело и честно выходят из трудных ситуаций.

В 1938 году Аркадий Гайдар заканчивает работу над повестью «Судьба барабанщика». Это книга, как говорил писатель, «не о войне, но о делах суровых и опасных».

В основе повести лежит непростая судьба Серёжи Щербачёва, оказавшегося из-за недоброго стечения обстоятельств один на один с враждебным и опасным миром преступников.

Ему было 8 лет, когда, купаясь в Волге, утонула мама; 12 лет, когда отца, в прошлом красного командира, а ныне директора магазина, арестовали и посадили в тюрьму. Как переживал Сергей расставание с отцом, которого любил, которым так гордился!

Через два года его мачеха Валентина выходит замуж и уезжает на Кавказ, на курорт, оставив мальчика одного в квартире.

Перед нами проходят на страницах повести разные люди из окружения подростка: вот жулик и прохвост Юра, обманом выманивший оставленные деньги на прожитьё, познакомивший его с дурной компанией, проводящей весело время вечерами в парке Сокольники; вот друг отца Половцев, отвернувшийся от него после ареста и переставший звонить, ходить в гости к Сергею…

Неужели нет никого в целом мире, кто бы посочувствовал, кто бы протянул мальчику руку помощи?

Конечно, мир не без добрых, хороших людей. Это – пионервожатый Павел, который ходит к нему домой, звонит – он хлопочет об устройстве Сергея, барабанщика пионерского отряда, в летний лагерь. Это – дворник дядя Николай, который учит его уму-разуму, предостерегая и отговаривая от общения с ребятами из дурной компании.

Как оказалось, одиночество нашего героя было недолгим. Неожиданно объявляется «лжедядя», весёлый и разговорчивый, со своим молчаливым напарником Яковом. Они заботятся о нём, кормят и, покидая Москву, берут с собой.

Вроде всё неплохо, но многое в поведении, поступках опекунов удивляет и настораживает, беспокоит Сергея. Постепенно он начинает понимать, что «благодетели» не те люди, за кого они себя выдают, что это – убийцы, преступники.

И юный барабанщик, рискуя своей жизнью, находит в себе силы, мужество и преграждает путь врагам Родины!

Читайте книги Аркадия Петровича Гайдара и вы будете глубже понимать, чем жили люди в уже далёкие для вас времена, будете лучше знать и понимать историю своего Отечества.

Ваш библиотекарь, Бронфман Мира Георгиевна

Вот как всё начиналось:

Когда-то мой отец воевал с белыми, был ранен, бежал из плена, потом по должности командира саперной роты ушел в запас. Мать моя утонула, купаясь на реке Волге, когда мне было восемь лет. От большого горя мы переехали в Москву. И здесь через два года отец женился на красивой девушке Валентине Долгунцовой. Люди говорят, что сначала жили мы скромно и тихо. Небогатую квартиру нашу держала Валентина в чистоте. Одевалась просто. Об отце заботилась и меня не обижала.

Но тут окончились распределители, разные талоны, хлебные карточки. Стал народ жить получше, побогаче. Стала чаще и чаще ходить Валентина в кино, то одна, то с провожатыми. Домой возвращалась тогда рассеянная, задумчивая и, что там в кино видела, никогда ни отцу, ни мне не рассказывала.

И как-то вскоре — совсем для нас неожиданно – отца моего назначили директором большого текстильного магазина.

Был на радостях пир. Пришли гости. Пришел старый отцовский товарищ Платон Половцев, а с ним и его дочка Нина, с которой, как только увиделись мы, – рассмеялись, обнялись, и больше нам за весь вечер ни до кого не было дела.

Стали теперь кое-когда присылать за отцом машину. Чаще и чаще стал он ходить на разные заседания и совещания. Брал с собой раза два он и Валентину на какие-то банкеты. И стала вдруг Валентина злой, раздражительной. Начальников отцовских хвалила, жен их ругала, а крепкого и высокого отца моего называла рохлей и тряпкой.

Много у отца в магазине было сукна, полотна, шелку и разных цветных материй.

Долго в предчувствии грозной беды отец ходил осунувшийся, побледневший. И даже, как узнал я потом, подавал тайком заявление, чтобы его перевели заведовать жестяно-скобяной лавкой.

Как оно там случилось, не знаю, но только вскоре зажили мы хорошо и весело.

Пришли к нам плотники, маляры; сняли со стены порыжелый отцовский портрет с кривыми трещинами поперек плеча и шашки, ободрали старые васильковые обои и все перестроили, перекрасили по-новому.

Рухлядь мы распродали старьевщикам или отдали дворнику, и стало у нас светло, просторно и даже как-то по-необычному пусто.

Но тревога – неясная, непонятная – прочно поселилась с той поры в нашей квартире. То она возникала вместе с неожиданным телефонным звонком, то стучалась в дверь по ночам под видом почтальона или случайно запоздавшего гостя, то пряталась в уголках глаз вернувшегося с работы отца.

И я эту тревогу видел и чувствовал, но мне говорили, что ничего нет, что просто отец устал. А вот придет весна, и мы все втроем поедем на Кавказ – на курорт.

Пришла наконец весна, и отца моего отдали под суд.

Это случилось как раз в тот день, когда возвращался я из школы очень веселый, потому что наконец-то поставили меня старшим барабанщиком нашего четвертого отряда.

И, вбегая к себе во двор, где шумели под теплым солнцем соседские ребятишки, громко отбивал я линейкой по ранцу торжественный марш-поход, когда всей оравой кинулись они мне навстречу, наперебой выкрикивая, что у нас дома был обыск и отца моего забрала милиция и увезла в тюрьму.

Не скрою, что я долго плакал. Валентина ласково утешала меня и терпеливо учила, что я должен буду отвечать, если меня спросит судья или следователь.

Однако никто и ни о чем меня не спрашивал. Все там быстро разобрали сами и отца приговорили к пяти годам, за растрату.

Я узнал об этом уже перед сном, лежа в постели. Я забрался с головой под одеяло. Через потертую ткань слабо, как звездочки, мерцали желтые искры света.

За дверью ванной плескалась вода. Набухшие от слез глаза смыкались, и мне казалось, что я уплываю куда-то очень далеко.

«Прощай! – думал я об отце. – Сейчас мне двенадцать, через пять – будет семнадцать, детство пройдет, и в мальчишеские годы мы с тобой больше не встретимся.

Помнишь, как в глухом лесу звонко и печально куковала кукушка и ты научил меня находить в небе голубую Полярную звезду? А потом мы шагали на огонек в поле и дружно распевали твои простые солдатские песни.

Помнишь, как из окна вагона ты показал мне однажды пустую поляну в желтых одуванчиках, стог сена, шалаш, бугор, березу? А на этой березе, – сказал ты, – сидела тогда птица ворон и каркала отрывисто: карр… карр! И вашего народу много полегло на той поляне. И ты лежал вон там, чуть правей бугра, – серой полыни, где бродит сейчас пятнистый бычок-теленок и мычит: муу-муу! Должно быть, заблудился, толстый дурак, и теперь боится, что выйдут из лесу и сожрут его волки.

Прощай! – засыпал я. – Бьют барабаны марш-поход. Каждому отряду своя дорога, свой позор и своя слава. Вот мы и разошлись. Топот смолк, и в поле пусто».

Так в полудреме прощался я с отцом горько и крепко, потому что все же я его очень любил, потому что – зачем врать? – был он мне старшим другом, частенько выручал из беды и пел хорошие песни, от которых земля казалась до грусти широкой, а на этой земле мы были людьми самыми дружными и счастливыми.

Утром я проснулся и пошел в школу. И, когда теперь меня спрашивали, что с отцом, я отвечал, что сидит за обман и за воровство. Отвечал сухо, прямо, без слез Потому что два раза подряд искренне с человеком прощаться нельзя.

Отец работал сначала где-то в лагере под Вологдой, на лесозаготовках. Писал часто Валентине письма и, видать, по ней крепко скучал. Потом вдруг он надолго замолк. И только чуть ли не через три месяца прислал – но не ей уже, а мне – открытку; откуда-то с дальнего Севера, из города Сороки. В ней он писал, что его как сапера перевели на канал. И там их бригада взрывает землю, камни и скалы.

<…>

Приятного вам чтения, и ждём вас в нашей библиотеке.